Международно-правовое регулирование борьбы с киберпреступностью
Международно-правовое регулирование борьбы с киберпреступностью
Киберпреступность
Не вдаваясь в тонкие оттенки криминалистики, можно выделить специфические черты киберпреступности как явления.
Во-первых, нет никаких специальных тем. Борьба с преступностью не всегда требует глубоких и базовых знаний в области техники, технологии, программирования и других смежных дисциплин. Использование одной из поисковых систем в Интернете может быть достаточно, чтобы найти все — от инструкций и руководств до готового программного и аппаратного обеспечения. Мотивы этих преступлений различны.
Во-вторых, очень сложно определить правовой статус субъекта в отношениях, возникающих в Интернете. Таким образом, субъектом может быть физическое или юридическое лицо, непосредственно или через представителя, субъект может быть резидентом одного или разных государств, и во многих случаях взаимодействие является полностью анонимным. Кроме того, не существует никаких принципов, которые можно было бы осуществить. Или, по крайней мере, не может быть осуществлен какой-либо контроль (в масштабах всей сети). Интернет отлично работает без единого центра управления.
Третье, конечно же, международность. Интернет является наднациональным: здесь нет границ, нет режимов, нет центрального контроля и управления. Это создает сложные вопросы юрисдикции в сети.
В-четвертых, основными объектами отношений, возникающих в сети, является информация (техническая, экономическая, социальная, юридическая и т.д.).
Особенность многих преступных пересечений в киберпространстве такова, что они позволяют полностью эксплуатировать трудовую часть. Участники этих «производственных циклов» часто являются жителями разных штатов. В результате, даже если по одному из них возбуждено уголовное дело и собраны некоторые данные, сбор других данных по всей цепочке просто невозможен без международного сотрудничества.
Регулирование
Таким образом, мы приходим к основной проблеме борьбы с киберпреступностью. Она не знает границ и государств, а государственные органы, имеющие силы для борьбы с ней и реальные средства для этого, с одной стороны, строго ограничены своей юрисдикцией.
Суть проблемы заключается в том, что ни одно государство не может справиться с киберпреступностью в одиночку. Более того, не имеет значения, есть ли у этого государства специальные механизмы и органы или количество имеющихся ресурсов для решения проблемы. Все эти механизмы, органы и ресурсы, конечно, являются очень важными элементами системы киберпреступности, но не всей системой. Важно понимать, что все эти механизмы, несмотря на их реальность и эффективность, действуют только на определенной территории (территории государства) (в рамках его юрисдикции). И это невозможно распространить на других, так как это нарушает фундаментальные принципы международного права.
Основными ориентирами для решения этой проблемы на международном уровне считаются: единство составов преступлений, сотрудничество государств и их уполномоченных органов, а также сотрудничество государств и бизнеса.
Что касается других мер, принятых на региональном уровне (например, ШОС, ЕС, АТЭС, ОАГ, АСЕАН, ОЭСР, G8), то они намеренно не упоминаются в данной статье. Однако следует обратить внимание на типичный региональный, а на самом деле глобальный инструмент: Конвенцию Совета Европы о киберпреступности № 185 (2001, Будапешт). На сегодняшний день его подписали 49 государств, но Российская Федерация не входит в их число. Ее универсальность заключается в том, что участие в Конвенции не ограничивается членами Совета Европы. На сегодняшний день это единственный юридически обязывающий многосторонний акт, конкретно противостоящий преступлениям, совершенным через Интернет и другие компьютерные сети. Он включает в себя конкретные правонарушения, полномочия и процедуры по борьбе с киберпреступностью, такие как проверка компьютерных сетей и перехват данных. Его основная цель — определение приоритетов общей уголовно-правовой политики, направленной на защиту общества от преступности, для компьютеров. Он, конечно, не лишен своих слабостей. К ним относятся, например, несоответствия в некоторых положениях. Наиболее поразительным является предоставление трансграничного доступа одного государства к разведывательной информационной системе другого государства, без учета абсолютного суверенитета последнего.
Эти положения представляют собой тонкую грань между эффективным оперативным сотрудничеством и сохранением охраняемых государством секретов. Следует также отметить, что многие положения договора с 2001 года просто устарели по объективным причинам. Однако они содержат много живых и применимых правил, для которых по-прежнему нет выбора. Это утверждение подкрепляется, во-первых, тем, что других всемирных конвенций не существует. Во-вторых, криминализация деяний, предусмотренных договорами, уже отражена во многих национальных уголовных законах, включая российское уголовное право. На ежегодной встрече ОБСЕ (29. 06-03.07.13, Константинополь) был принят ряд важных резолюций Парламентской Ассамблеи, включая ряд положений о борьбе с киберпреступностью, универсальном характере договоров и призыв ко всем государствам.
Следующий важный документ — проект договора об обеспечении международной информационной безопасности, представленный Российской Федерацией в Совет Безопасности ООН. Это самый обновленный план на сегодняшний день. Его цель — бороться с нарушениями и неправомерным использованием ИКТ и информации путем криминализации такого поведения, предоставления достаточных полномочий для эффективного противодействия таким нарушениям и содействия выявлению, расследованию и судебному преследованию преступлений как на национальном, так и на международном уровнях, в том числе посредством быстрого и надежного международного сотрудничества. В нем вводится единая терминология, определяются конкретные соответствующие угрозы и излагаются основные принципы международной информационной безопасности и меры по предотвращению и разрешению споров (включая меры по организации уголовного судопроизводства). За последние два года документ активно обсуждался, но его статус не изменился. Причина кроется в конфликте между двумя «заклятыми друзьями» — Россией и США, и некоторые утверждают, что препятствием являются меры по контролю за контентом, очень похожие на цензуру. На ум приходит Хельсинкский процесс и его уроки для дипломатии.
Сотрудничество России и США
Как ни странно, некоторые его положения проникают даже в международные отношения между Россией и США. На двусторонней встрече саммита G8 в Северной Ирландии (Лох-Эрн, 17 июня 2013 года) президенты России и США выступили с совместным заявлением о новых направлениях сотрудничества для укрепления доверия в информационном пространстве. Не вдаваясь в подробности, эти соглашения, содержащиеся в трех документах, предлагают установить линии связи и обмен информацией о компьютерных инцидентах на трех уровнях (между представителями, ответственными за вопросы национальной безопасности, между правоохранительными органами и между группами реагирования на компьютерные чрезвычайные ситуации (CERT)). . . Это означает, что обмен информацией должен осуществляться незамедлительно, например, о возможных агрессивных действиях человека в одном государстве против другого государства. Учитывая, что «мир — это воля сильного», не всегда уместно говорить о взаимной информации, когда разгорается международный конфликт. И это связано с фактическим отсутствием подотчетности. Этот пробел может быть компенсирован, например, определением агрессии в области разведки в соответствии с определением, содержащимся в резолюции 14.12.1974 Генеральной Ассамблеи ООН «Определение агрессии». Это позволит государствам определять свои действия и обеспечит использование механизмов Совета Безопасности ООН в полной мере.
В любом случае, огромный объем работы, уже проделанный на национальном и региональном уровне по борьбе с киберпреступностью, в ближайшем будущем будет отражен в современных правилах с точки зрения их содержания и универсальной сферы применения.
Когда?» Ответ на вопрос. Его можно найти не в законодательстве, а в политике.
